Майкл Муркок - Когда боги смеются / While the Gods Laugh [= Пока смеются боги]
Глаза Элрика, разглядывавшего монстра, пронзила боль. Смотреть на него без отвращения было невозможно, а от его аморфного тела исходил запах смерти и разложения. Подавляя в страх, альбинос осторожно продвигался вперед; свой меч он выставил перед собой, чтобы отразить любую атаку, которую могла предпринять эта тварь.
Элрик узнал ее по описанию, прочитанному им в одной из старинных рукописей. То был Туманный великан, возможно, единственный из всех Туманных великанов — Белбейн. Даже самые мудрые маги не были уверены относительно числа существующих Туманных великанов — один он или их несколько. Это был вурдалак, живущий в топях и питающийся душами и кровью людей и животных. Однако болота, в которых оказались Элрик и Шаарилла, лежали далеко на восток от известных охотничьих угодий Белбейна.
Теперь Элрик уже не удивлялся, почему в этой части болота почти нет никакой живности.
Наступали сумерки.
Буревестник подрагивал в руке Элрика, призывавшего древних богов-демонов своего народа. Мерзкий вурдалак явно узнавал эти имена. Он даже подался назад при их звуках. Элрик заставил себя двигаться в направлении этой твари. Теперь он увидел, что вурдалак вовсе не был белесым, однако цвета его Элрик не мог узнать. В нем был какой-то намек на оранжевый оттенок с примесью тошнотворного зеленоватого, но цвета эти Элрик не воспринимал глазами — он просто чувствовал эти потусторонние нечистые оттенки.
И тогда Элрик ринулся на тварь, выкрикивая имена, которые уже ничего не говорили его сознанию.
— Балаан — Марзим! Аэсма! Аластор! Саэбос! Верделет! Низилфкм! Хаборим! Хаборим из Разрушающего Огня!
Разум Элрика разрывался на части. Часть его хотела пуститься наутек, спрятаться, но никак не могла влиять на ту силу, которая тащила его навстречу этому ужасу. Его меч колол и рубил аморфную массу, но с таким же успехом можно было сражаться с водой — наделенной разумом, пульсирующей водой. Однако Буревестник производил известный эффект. Вурдалак содрогался, словно от невыносимой боли. Элрик почувствовал, как что-то поднимает его в воздух, и тут же перестал видеть. Он не видел ничего и ничего не мог делать, кроме как рубить и колоть мечом ту тварь, которая держала его.
Он рубил мечом вслепую, и пот ручьями струился по его телу.
Боль, которая даже не была похожа на физическую, — более глубокая, ужасающая боль наполняла все существо Элрика, а он, крича в агонии, непрерывно ударял по податливой плоти, сжимавшей его и медленно подносившей к разверстой своей пасти. Элрик выкручивался, сопротивлялся, пытаясь вырваться из отвратительной хватки этой твари, которая держала его мощными руками, держала чуть ли не похотливо, поднося к себе все ближе и ближе, как грубоватый любовник — слабую девушку. Даже могучая сила, свойственная рунному мечу, не могла одолеть эту тварь, хотя ее хватка и стала немного слабее. Однако она продолжала тащить Элрика к своей щелкающей зубами, слюнявой пасти.
Элрик снова принялся выкрикивать имена, а Буревестник танцевал и пел свою злобную песню в его правой руке. Элрик изо всех сил пытался освободиться, он молился богам, умолял их, давал обеты, но по-прежнему дюйм за дюймом становился все ближе к ухмыляющейся пасти.
Он бил мечом с мрачным отчаянием и снова взывал к Ариоху. К его разуму прикоснулся чей-то другой — ироничный, всемогущий, злобный, — и Элрик понял, что Ариох наконец-то отозвался. Туманный великан внезапно ослабел — поначалу это было едва заметно. Элрик воспользовался этим преимуществом, и знание того, что вурдалак теряет свою мощь, придало Элрику новые силы. Он вслепую бил и бил мечом, а мучительная боль пронизывала все клеточки его тела.
И вдруг он почувствовал, что падает.
Казалось, падение продолжается несколько часов — он летел медленно, невесомо и наконец приземлился на поверхность, которая просела под ним. Он начал тонуть.
Откуда-то издалека раздался далекий голос, зовущий его, и голос этот находился вне времени и пространства. Он не хотел слышать этот голос, Элрика устраивало то место, куда он попал, — холодная, приятная материя неторопливо затягивала его в себя.
Потом каким-то шестым чувством он понял, что это голос Шаариллы, что она зовет его, и он заставил себя разобрать слова.
— Элрик — трясина! Ты попал в трясину. Не двигайся!
Он улыбнулся про себя. Зачем ему двигаться? Он погружался все глубже — медленно и спокойно в приятную, успокаивающую топь… Было ли когда-либо прежде что-то подобное этому? Другая трясина?
Усилием воли он заставил себя вернуться к действительности и, осознав происходящее, не без труда открыл глаза. Над ним был туман. С одной стороны от него находилась лужа непонятного цвета, наполнявшая воздух зловонными испарениями. С другой стороны он различил отчаянно жестикулирующую человеческую фигуру. За человеческой фигурой он смутно разглядел очертания двух коней. Это была Шаарилла. Под ним…
Под ним была трясина.
Вязкая зловонная жижа затягивала его в себя, а он лежал с распростертыми руками, уже наполовину погрузившийся в ее глубину. Правой рукой он продолжал держать Буревестник. Если бы он повернул голову, то увидел бы свой меч. Он осторожно попытался поднять верхнюю часть тела над засасывающей его трясиной, но почувствовал только, что его ноги ушли еще глубже. Выпрямившись, он закричал:
— Шаарилла! Быстро — кинь мне веревку!
— У нас нет веревки, Элрик! — Она срывала с себя одежду и скручивала ее в жгуты.
Элрик продолжал погружаться — ноги его не находили опоры.
Шаарилла спешно связывала между собой части одежды. Она неумелой рукой кинула эту самодельную веревку Элрику, но не добросила. Суетясь в спешке, она бросила веревку еще раз. На этот раз Элрик ухватил ее свободной левой рукой. Девушка начала тащить за свой конец самодельной веревки. Элрик почувствовал, как его чуть-чуть приподняло, но это движение тут же прекратилось.
— Ничего не получится, Элрик. У меня не хватает сил.
Проклиная ее, Элрик прокричал:
— Привяжи ее к коню!
Она подбежала к одной из лошадей и завязала жгут узлом на луке седла. Потом она повела коня за узду, и тот медленно пошел, таща за собой Элрика.
Постепенно Элрик выбрался из трясины. Продолжая сжимать Буревестник в правой руке, он лежал на нетвердой почве тропинки.
Тяжело дыша, он попытался встать, но ноги почти не слушались его. Он поднялся, но ноги подогнулись, и он упал. Шаарилла встала рядом с ним на колени,
— Ты не ранен?
Элрик, преодолевая слабость, улыбнулся:
— Не думаю.
— Это было ужасно. Я плохо видела, что происходит… Что это было? Ты словно исчез куда-то, а потом… потом ты выкрикивал это имя! — Шаариллу трясло, лицо ее было бледным и напряженным.
